Мы богаты. Мы сказочно богаты! По данным Wall Street Journal, распространённым на XX Петербургском международном экономическом форуме, примерная стоимость запасов древесины российских лесов значимо выше, чем стоимость разведанных запасов нефти и природного газа. Надо бы радоваться. Но… при сказочном богатстве мы и сказочно расточительны.
О ситуации в лесном хозяйстве страны рассказывает доктор сельскохозяйственных наук, член-корреспондент РАН, заместитель директора по науке (1960–1980) Санкт-Петербургского научно-исследовательского института лесного хозяйства, заслуженный лесовод России Игорь ШУТОВ.
– Утрачено само представление о том, что такое лесное хозяйство как экономически самостоятельная отрасль народного хозяйства. Создана ситуация, при которой лесное хозяйство почти полностью (или в значительной степени) лишено возможности действовать в русле государственных стратегических интересов, перестало приносить прибыль собственнику лесов и оказалось вынуждено следовать ситуационным требованиям ранее государственных, а ныне частных структур, занятых заготовкой древесины, её переработкой и торговлей в «сыром» и – реже – переработанном виде.
Факт подчинения общих интересов частным теперь ещё и закреплён в Лесном кодексе (2006). Всё это не обещает ничего хорошего. Крупные деревообрабатывающие предприятия, расположенные в европейской части России, уже сидят на голодном пайке. С таким масштабом дефицита ценной древесины хвойных пород наша страна ещё не сталкивалась.
– Но ведь о горестной ситуации в лесном хозяйстве, о хищнической эксплуатации лесов написаны сотни книг, тысячи статей и обращений в разные органы власти. Не слышат?
– К сожалению, сегодня трудно сказать что-то позитивное о реакции правительства и обеих палат Федерального собрания на критику ныне действующего Лесного кодекса. Можно предположить, что это происходит потому, что в парламенте крупнейшей по площади лесов страны нет ни одного квалифицированного специалиста, понимающего суть, сложность и государственное значение «зелёного золота». Нет лесоводов и в правительстве…
Сегодня государственное лесное хозяйство России разрушено, а сами леса оказались во власти тех, кто торопится вырубить и продать всё, что даёт прибыль и до чего дотягиваются руки. Без дум и забот не только о будущем страны, но даже о своих детях и внуках, которым предстоит здесь жить.
Разрушение лесного хозяйства имеет многие опасные для страны следствия. В их числе – массовая смена березняками и осинниками вырубленных хвойных древостоев, гибель оказавшихся в бесхозном состоянии деревьев от пожаров, вредителей и болезней, падение реальных и потенциальных возможностей России как производителя древесины и иных лесных благ. России нанесён колоссальный экономический и экологический ущерб, утрачен престиж профессии лесовода, по сути ликвидирована невостребованная государством лесохозяйственная наука, в труднейшем положении оказались отраслевые образовательные учреждения и их выпускники, вынужденные ныне искать работу не по своей специальности.
– А было ли по-другому?
– 250 лет тому назад нам (и не только нам) приходилось учиться у опередивших другие страны германских лесоводов. Но ввиду различий в характеристиках лесов и условиях хозяйственной деятельности была поставлена задача организовать подготовку своих профессиональных лесоводов. Из их числа вышла когорта учёных, сумевших создать теорию лесоустройства и ведения высокодоходной хозяйственной деятельности в наших бесконечно разнообразных лесах.
Россия располагала и располагает мощным пластом информации, однако это не даёт ответа на вопрос, зачем было разрушено наше лесное хозяйство и как жить дальше. Говорить нужно о самой сути отношения человека к своим лесам. Это отношение может быть агрессивно-разрушительным или охранно-созидательным. И в обоих случаях причины происходящего лежат в сфере большой политики, в содержании и мотивации принимаемых во властных структурах решений.
Сейчас в кругах крупных лесопромышленников активно обсуждается вопрос приватизации лесов. В том, что это соответствует ситуационным интересам наших и зарубежных лесопромышленников, сомнений нет. Сомневаться приходится в другом: сможет ли наше государство (по примеру Финляндии и других стран) удержать аппетиты частных собственников в русле общенациональных интересов. Сдаётся мне, что в нынешней политической обстановке не сможет. Более того, в полускрытом виде процесс приватизации уже идёт под названием сдачи лесов заготовителям древесины в так называемую аренду. За этим нельзя не увидеть ухудшения самих условий нашего обитания, а в итоге усиления в обществе противоречий и ощущения несправедливости.
– По официальным данным, Лесной кодекс позволил увеличить объёмы заготовки древесины на 25%, причём в прошлом году, например, до 80% заготавливалось именно арендаторами. Всего же в аренду для заготовки древесины переданы участки с возможным объёмом заготовки до 252 миллионов кубических метров. Беда?
– И ещё какая! Ещё со времён Римской империи известно, что аренда – способ экономических отношений, при котором арендатор получает чужое имущество во временное пользование и не имеет права его расходовать. Смешно применять слово «аренда» к убывающему (то есть вырубаемому) имуществу. В нашем случае арендатор во сто крат хуже собственника. С собственника можно спросить, а арендатор «снимет сливки» за пару лет – и ищи его, как ветра в поле. Недобросовестный нынешний арендатор, как правило, оставляет после себя пеньки, кучу хлама и минимум дохода государству. А, кстати, в 1913 году доход, который приносил Лесной департамент от продажи леса «на корню» на аукционных торгах, был сопоставим с ценой всего добытого на золотых приисках империи золота!
Арендатор в первую очередь вырубает хвойный лес, поскольку «хвоя» стоит значительно дороже. Есть и ещё один аспект этой проблемы. Вырастающие на месте порубок мелколиственные породы (берёза, осина) зимой не имеют листвы и потому задерживают значительно меньше осадков и пропускают в сравнении с хвойными породами больше солнечных лучей: снег тает быстро – отсюда и участившиеся наводнения.
– И лесные пожары?
– С пожарами дело обстоит ещё хуже. Пожары были всегда по тем или иным причинам. Но прежде в лесном хозяйстве всегда были государственные (мы здесь опять же говорим о 1913 годе) лесничества, а в лесничествах была лесная стража (охрана), между прочим – вооружённая. Причём жили эти охранники в сравнении с крестьянами весьма неплохо. Вот эта самая стража осуществляла патрулирование вверенных ей лесных угодий и за них отвечала. Поэтому мелкие возгорания гасились немедленно. Лесничий отвечал за всё, что происходило в лесу. Это был «господин лесничий»! Иногда и в генеральском чине.
В наше время лесничеств по сути нет. Нет лесоустроителей. Лесоустройство исчезло как великая часть лесохозяйственного производства. Сейчас многие руководители регионов понятия не имеют, что такое лес, и за его состояние не отвечают. А лес – это Лес. Это один из важнейших ландшафтов земли. Лес вечен. Лес может жить без людей. Лес сам обеспечивает себе условия для жизни. Но он сейчас в беде.
– А между тем – идут эшелоны, ревут большегрузы… Везут, везут, везут! Значит, лес ещё есть?
– Это пир во время чумы! Сейчас все помешались на интенсификации заготовки древесины. В нашем случае это снижение возраста рубки. Есть понятие о хозяйственной спелости леса. Это возраст древостоя, позволяющий получить максимальный доход от его использования. Весь вопрос в том, доход кому. Естественно, хозяину леса, то есть тому, кто его продаёт.
Есть понятие о количественной спелости леса, то есть о возможности получить максимальное количество «лесной массы». В настоящее время во всём мире создаются дендрополя, то есть лесные плантации. Их доля в получении «древесной массы», потребляемой лесной промышленностью, составляет около 40%. Это путь сохранения естественных лесов. И существуют эти дендрополя там, где заниматься сельским хозяйством невыгодно.
У нас же этого делать не желают. Желают просто извлекать из леса «быстрый доход», и это притом что у нас экономически доступных лесов отнюдь не так уж и много. Площадь лесного фонда – 1 300 000 000 гектаров, из них, собственно, площадь, покрытая лесом, – 650 000 000 гектаров, но в эту цифру входят леса самые разные (на вечномерзлотной почве, на болотах, в горах). Следует отметить, что леса в неудобьях низкопроизводительные, то есть прирост древесины примерно равен происходящему отходу. Да и взять там эту древесину сейчас практически невозможно. Из этих 650 000 000 гектаров экономически доступных лесов в лучшем случае меньше трети. Именно в таких лесах сейчас ведутся самые интенсивные рубки. Древесины не хватает… Тогда забираются в защитные леса… Раньше за это отправляли на нары. А сегодня лес – это просто деньги, деньги, деньги!
В начале моей жизни возраст рубки наступал в 120 лет, потом – в 100, затем в – 80… А сейчас готовятся довести возраст рубки до 60 лет!
Но самое печальное, что мы сейчас не имеем в стране ни одной структуры (ни вверху, ни внизу), ответственной за состояние лесов. Хозяина у наших лесов нет! И потому там частенько хозяйничают транснациональные и отечественные монополии. Для них не полученная максимальная прибыль – убыток. Что им наш русский лес!
– Делать-то что?!
– Главное, чтобы «вверху» поняли, что лесной сектор должен быть разделён на две части: лесное хозяйство, которое занимается «живым» лесом, и лесную промышленность, которая ведает «мёртвой» древесиной. Задача правительства – заставить их находиться в определённом балансе, иначе лесная промышленность «доест» лесное хозяйство и не поморщится. Баланс должен быть на основе конкурентных, открытых, социально ориентированных рыночных отношений. Иначе лесу не выжить!
Беседу вёл Владимир ШЕМШУЧЕНКО, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Источник:http://www.lgz.ru/