Почему в Карелии не работает пилотный проект интенсивного лесопользования.

Часть первая

Понять кажущуюся противоречивость целей и суть проблем, накопившихся за последние десятилетия в лесной отрасли, нам помогут заместитель директора Института леса КарНЦ Сергей Синькевич и ведущий научный сотрудник Владимир Ананьев, у которых общий стаж служения лесной науке составляет более 80 лет.

От системы к Кодексу

В этом году Институт леса Карельского научного центра РАН отметит свое 60-летие. На своем пути институт прошел немало реорганизаций, побывав под эгидой Госкомлеса и даже Госплана СССР, пока не обрел нынешний статус. Но при всех переименованиях карельские ученые последовательно проводили в жизнь идею необходимости эффективного использования лесных богатств, включающюю не только кубометры древесины, но и комплексность использования ресурсов и, что особенно важно — восстановление «зеленого золотого запаса» республики.

Все познается в сравнении. А сравнивать нам поможет раритетный документ: доклад министра лесного хозяйства Карело-Финской ССР Ивана Валентика, с которым он выступал на научно-технической конференции по лесному хозяйству в далеком 1949 году.

«В социалистическом лесном хозяйстве вырубка леса должна производиться так, чтобы вслед за ней происходило естественное обновление», — говорил 68 лет тому назад Иван Яковлевич. – «Для достижения поставленных задач разрабатывается дифференцированная, в соответствии  природными условиями, система рубок».

Это были золотые слова — министр глядел в будущее. Сразу после войны стояла задача увеличить в разы объем лесозаготовок для восстановления народного хозяйства. И выступление карельского министра шло в соответствии с задачами, поставленными перед ЛПК страны — не только заготавливать древесину, но и восстанавливать лесофонд. С тех пор было принято немало нормативных документов, сведенных в 1977 году в «Основы ведения лесного хозяйства в СССР». Созданные методом проб и ошибок, они упорядочивали как процесс заготовки древесины, так и восстановления лесов.

Начиная с 1992 года, после развала Союза, лесные нормативы уже несуществующей страны продолжали соблюдать, пока к власти не пришли «младореформаторы». В 2007 году в недрах Минэкономразвития РФ, которым в то время руководил Герман Греф, родился действующий и поныне Лесной кодекс Российской Федерации.

Шедевр ручных нестыковок

С введением Лесного кодекса рухнула вся система регулирования лесопользования, считают карельские ученые. Те общие положения, которые были прописаны в немногочисленных спешно разработанных Правилах, никак не способствовали ведению грамотного управления лесами. Научное сообщество до сих пор просто не понимает, кто в команде Грефа создавал этот основополагающий документ: юристы из категории банковских служащих, или «экономисты», взросшие на торговле водкой? И не поэтому ли единственным, более или менее понятным нормативно-правовым актом, оказались Правила рубок. Те самые, что содержали минимальные указания, как не «сесть» за беспредел на делянках тем, кто устремился в лес, сколотив хоть какой-то капитал, но не получил никакого понятия о том, что именуется лесопользованием.

Зато в тех, порожденных новым кодексом, документах, которые касались лесовосстановления и ухода за лесом, псевдоюридическим языком были прописаны такие формулировки, которые, как считают ученые, «перевернули с ног на голову и вывернули наизнанку» весь накопленный за десятилетия опыт ведения работ в лесу. Иначе как объяснить появление документа, разделившего все разнообразие природных условий от Калиниграда до Чукотки на несоответствующие природным зонам «лесные районы», которые затем приходилось в спешном порядке перекраивать?

В два таких «района», протянувшихся от Финляндии до Урала, угодила наша Карелия. Какая уж там «дифференцированная в соответствии с природными условиями система рубок», о которой мечтал министр Валентик! По установленному порядку за такие крамольные отступления от Правил контролирующие органы сурово карают — неважно, во благо они были сделаны или нет. За попытку создать более эффективную систему рубок, рассказали ученые, их архангельские коллеги уже не первый год вынуждены отстаивать свою правоту в судах разных инстанций. Причем сложился парадокс: при рассмотрении таких дел принимавшиеся на протяжении двух десятков лет правительством РФ программы развития лесного хозяйства, прямыми указаниями которых руководствовались в своей работе ученые, считаются нелегитимными, поскольку они не прошли регистрации в нынешнем Министерстве юстиции.

В течение десяти лет существования Лесного кодекса все заинтересованные стороны предпринимают гигантские усилия хоть как-то привести его в соответствие с реалиями жизни. Но на деле эти поправки являют собой лишь «латание дыр». Причина проста: все вводимые изменения носят ограниченный характер — каждое ведомство «тянет одеяло» на себя. В результате перманентно редактируемый кодекс становится «шедевром ручных нестыковок».

«При самом поверхностном рассмотрении естественно-географических условий Карелии, нетрудно определить три зоны, на которые она делится», — отмечал министр Валентик. И тут же предлагал: «Кроме того, возможно деление республики в восточном и западном направлениях».

Эти слова о нашей маленькой, в масштабах страны, республике, сказанные Иваном Яковлевичем почти 70 лет назад, да вложить бы в уши создателям нынешних нормативных документов. Ученые и сейчас делят Карелию на три зоны. В каждой свои особенности развития и скорость роста леса, обусловленные геологическим, почвенным и другими факторами. Поэтому не только в каждой природной зоне, но и на отдельных участках рубить лес и заботиться о его восстановлении нужно, учитывая свои местные особенности, от которых может зависеть успех всего процесса. Однако учесть все это многообразие условий не разрешает разработанный в столичных кабинетах документ.

В результате нерационального хозяйствования площадь ценных хвойных лесов в Карелии за последние четверть века убавилась в 1,9 раза, зато в 3,2 раза увеличились площади, занимаемые невостребованными промышленностью лиственными древостоями, констатируют ученые. Это тревожный «звоночек»: через 10-15 лет нам нечего будет рубить, а значит, нечем пополнять бюджет республики, который почти наполовину состоит из доходов лесопромышленного комплекса. Чтобы сохранить карельский лес, надо постараться наиболее рационально использовать его особенности.

В 2015 году Карелия была включена в федеральный пилотный проект «Интенсификация лесопользования – путь к снижению дефицита сырья». Что это за проект, существующий уже два года? Для одних читателей он ассоциируется с поговоркой «чем дальше в лес, тем больше дров», других наводит мысль о рациональном использовании лесных ресурсов. С научной точки зрения — это целый комплекс мер, направленных на достижение разнополюсных целей: получить максимально возможный объем заготовки древесины при создании условий быстрого лесовосстановления.

Что делать лесорубу на пасеке

На сегодняшний день сложилась такая ситуация. В северной подзоне Карелии (60 процентов площади республики) на наиболее распространенных там бедных почвах произрастают чистые сосняки. Их густота может быть различна, и для успешного роста зачастую требует проведения довольно сильных разреживаний (что, кстати, и делают наши соседи в Финляндии). Однако, благодаря «заботе» авторов действующих Правил ухода, разреживание чистых сосняков запрещено вне зависимости от их состояния. Но других-то лесов на севере практически нет! В результате на большей части республики дорубаются только остатки спелого леса, тогда как по примеру финских соседей можно было бы при разумной организации получать ежегодно более миллиона кубометров товарной древесины.

Проведение рубок ухода за лесом сегодня нормируется исключительно в виде процента выборки, не превышающего для тех же северных сосняков 20-25 процентов от имеющегося запаса. Что это означает на практике, попробуем доходчиво объяснить читателям, которые ходят в лес лишь по грибы да ягоды.

При проведении рубок ухода примерно 20 процентов площади делянки отводится на создание «волоков» — путей для прохода техники шириной до 4 метров и располагающихся на расстоянии 20 метров друг от друга. Пространства между ними, которые составляют основную часть участка леса, называются «пасеками», — хоть медом на них и не намазано. И вот он, парадокс: действующие Правила в этих «пасеках» запрещают рубку, ибо предписанный процент уже выбран на «волоках». От такой «заботы» лес остается неухоженным перегущенным древостоем, в котором кроны деревьев, не желая уступать места друг другу, полностью закрывают небо. В результате часть деревьев отмирает, более развитые, вырастая в тесноте, становятся малоустойчивыми к ветру.

Карельские ученые предложили сосредоточиться не на том, сколько кубометров древесины возьмет при проведении ухода заготовитель, а какой лес он оставит после себя для дальнейшего выращивания. В среднем соотношение «рубить-оставить» составляет приблизительно пропорцию 4:1. То есть лесоруб должен перед рубкой «отклеймить» в четыре раза больше стволов «на спил», чем тех, что нужно оставить «на развод». Разумнее было бы метить те деревья, что должны остаться — наиболее ценные и делать это должен специалист, к примеру, работник лесничества. Но специалистов, умеющих квалифицированно выполнить эту работу, после «разграничения полномочий», предписанного Лесным кодексом, осталось катастрофически мало.

Особенности современного периода

«Но, к сожалению, вопрос о влиянии механизации лесозаготовок больших размеров на процессы лесовозобновления до сих пор не получил ясного разрешения», — честно признавался в 1949 году тогдашний министр лесного хозяйства К-ФССР Иван Валентик.

Ученые считают, что и сегодня этот вопрос остается открытым. Если 70 лет назад в карельских лесах работало всего полсотни газогенераторных тракторов КТ-12, а ставший знаменитым ТДТ-40 был еще в проекте, то теперь на делянках воцарились форвардеры и харвестеры, которые считаются высшим достижением инженерной мысли, нацеленной на достижение эффективности лесопользования.

Но вот в ходе исследований в рамках российско-финляндского проекта «Тайга — модельный лес», были испытаны четыре существующих варианта выборочных рубок: отечественный (валка, обрезка сучьев вальщиком на месте и дальнейшая трелевка трактором) и три скандинавских технологии — от аналога нашей до полностью механизированной, с форвардерами и харвестерами. Результаты показали, что использование ручной работы вальщика в паре с техникой оказывает на 10 процентов меньше вредных воздействий на экологическое состояние леса. Поэтому ученые с одобрением восприняли сообщение руководителя республики Артура Парфенчикова о том, что принято решение о возрождении Онежского тракторного завода, которое дает надежду на появление техники, приспособленной к местным условиям работы.

Прошло 68 лет…

Мои собеседники могли бы долго рассказывать о том, какой урон был нанесен лесному хозяйству Карелии за последние десятилетия. Например, о фактическом уничтожении института вальщиков — специальности, без которой нельзя заботливо заготавливать лес. Вы скажете — отжившая профессия? Тогда посмотрите на петрозаводские улицы без дворников! Или как навязали нам импорт лесозаготовительных машин, который уничтожил ОТЗ. А жизнь показала, что западные колесные тракторы, зарекомендовавшие себя в Швеции и Финляндии, не могут работать в карельских дебрях так, как это делают гусеничные машины. Леса Скандинавии и Карелии хоть и рядом, но разные: наши — с болотами, в которых «иностранцы» тонут, или оставляют незарастающие, залитые водой глубокие канавы, вокруг которых быстро разрастается болото. Это и понятно: наши соседи уже столетие «окультуривают» лес и создают под него технику, а мы впервые за 60-70 лет входим в свои «джунгли».

В нормативно-правовой вакуум, создавшийся после введения действующего Кодекса, хлынул поток желающих объяснить, «как нам обустроить Россию». Теперь рубить и ухаживать за лесом нам надобно как в Европе. В равнинной Голландии, возможно, на всю страну найдется один валун, и вокруг него, наверное, и вправду нужна запретная для лесозаготовок зона. Но почему нам предписывают поступать так же? И при лесовосстановлении — делать как европейцы: вести правильные по «квадратам» посадки. А наш лес не хочет быть «правильным». В Карелии каждый уголок тайги своеобразный — с особенной почвой (есть даже научный термин – «почва-память»), которая родит такой же лес, что и был вырублен. Только не мешайте ему развиваться.

Об этих проблемах и своих разработках, позволяющих, наконец, сдвинуть с места проект внедрения интенсивного лесопользования, ученые рассказывали губернатору Артуру Парфенчикову в ходе его недавнего визита в КарНЦ. Уже в этом году на территории ЗАО «Шуялес» хотели бы показать очередной экспериментальный участок, где намечено проведение опытных рубок с учетом фактического состояния леса, а не исходя из среднеарифметических бумажных представлений о нем. То есть, не только окупить рубку без ущерба лесу, но и принести пользу его развитию. Свою правоту ученые будут подкреплять практическими результатами на ранее пройденных такими рубками участках.

А закончим мы этот материал еще одной цитатой, тоже из доклада Ивана Валентика, но другого, современного. Речь идет о заместителе министра природных ресурсов и экологии РФ — руководителе Федерального агентства лесного хозяйства Иване Владимировиче Валентике — внуке  министра КФССР. При внесении очередных поправок в Лесной кодекс в июне 2017 года он словно подтвердил слова деда: «Поэтому как раз-таки злоупотреблением является то, что сегодня работает избыточная административная процедура, и субъекты во многом лишены возможности оперативно изменять или устанавливать особо защитные участки. Я считаю абсолютно правильными и прозрачными решения, направленные на снижение административных процедур».

Прошло 68 лет…